воскресенье, 24 мая 2015
суббота, 23 мая 2015
Сегодня произошел ряд событий, так филигранно наложившихся друг на друга, что и нарочно бы выйти не смогло: покинул этот мир уважаемый мной человек, хотя мы и были знакомы не близко, но...он был для меня примером в каком-то смысле; стартовал наш Большой Переезд, и я скоро увижу своего потрясающего братишку;я снова неудачно повредила спину и пропустила съемки.
И много, еще много каких-то сцепок, деталей, но...итогом стала память. Я вспомнила, что если я хочу жить, не просто с холодеющими руками или ногами, а вообще, просто - жить, и желательно, долго, - мне надо двигаться.
Двигаться много и делать не меньше.
И я успею.
И много, еще много каких-то сцепок, деталей, но...итогом стала память. Я вспомнила, что если я хочу жить, не просто с холодеющими руками или ногами, а вообще, просто - жить, и желательно, долго, - мне надо двигаться.
Двигаться много и делать не меньше.
И я успею.
- Скажи мне, где не летают самолеты? Ну знаешь, все эти их Боа, Гоа, Бора-Бора и прочие чудные названия. Там летают. Везде летают. Даже в Антарктике побывали, хотя там и шалят вечно компасы.
- Неа. Там вертолеты.
- Да? Не самолеты? Вертолеты? Ах да, эти большие железные стрекозы. Ну… ладно, хорошо, а где еще? – Девушка свешивает ногу с подоконника и задумчиво подцепляет пальцами две сочные черешни на веточке. Подумав немного, отводит в сторону светлую прядь волос и прикрепляет ягоды к правому уху, обзаводясь, наконец, второй серьгой в пару к такой же с левой стороны.
- Да черт его знает, - тянет парень, откидываясь в кресле и лениво обмахивая себя первым попавшимся журналом.
Стоит летняя жара. Такого особого сорта, какая бывает только в приморских городках: когда в послеполуденном зное замирает даже сам солнечный свет, и даже цикады замолкают. И небо. Небо, становится пронзительно ярким. И высоким. Бесконечно высоким. Так, что если представить всё наоборот, будто птицы это мы, а земля – вон она, беспредельно голубая, то становится страшно. Потому что земли не видно. А еще потому, что свободно. До безумия, до бесконечности свободно и в этом – одиноко. И если не знать, что рядом – стоит только потянуться, и кончики пальцев соприкоснутся – кто-то еще живой, то можно сойти с ума. Но если нет, если там кто-то есть еще…Вполне можно разделить эту вечность на двоих. Особенно если этот кто-то - невообразимое зеркальное отражение тебя, что почему-то родилось женщиной, рисует виноградным соком и любит спелую сочную черешню. То отражение, без которого и тебя самого нет. То самое, словом. Тогда…Беспредельная свобода.
Белый след на синей глади чуть слоится и исчезает медленно, неохотно. Иллюзия глубины под ногами, над головой – тает.
Нави сидит на старом подоконнике ракушечного дома, пристроив на коленях большую миску с сочными ягодами, и смотрит наверх.
- Там люди, - задумчиво констатирует она.
- Люди везде, - пожимает плечами Макс. И добавляет, - И самолеты тоже везде летают.
- А жаль, - печально улыбается Нави. Быть может, если бы где-то самолеты не летали, было бы чуточку лучше.
- С другой стороны, если бы самолеты не летали, тогда ты не прилетела бы ко мне. И мы бы больше не увиделись, - пожимает плечами юноша. – Что, согласись, не самая лучшая идея.
Нави заливисто смеется. Светлые волосы рассыпаются по плечам, окутывая ее теплым ореолом янтарного света.
- Глупости какие! – качает головой она. – Если бы самолеты не летали, я бы приплыла. А если бы не ходили корабли, я бы пешком пришла. Наш же мир, он как пирог слоеный – продавил пальцем слой, и ты уже в другом месте. Главное только, чтобы в тот самый попал, куда тебе надо. Ну а если даже и так, то просто прилетела бы. Вот так – вуууухууу,вууухууу.
Она раскачивается на подоконнике, машет руками-крыльями и гогочет совой. Макс подрывается с кресла, и едва успевает подхватить чуть не выпавшую за окно Нави. Да, там балкон вообще-то, и дерн мягкий, и дерево, и все на свете. Но лучше успеть.
И Макс успевает.
Нави смеется и фырчит куда-то в район груди Макса. Макс прижимает ее к себе лишь сильнее и думает, как же хорошо, что в его мире самолеты еще летают.
- Неа. Там вертолеты.
- Да? Не самолеты? Вертолеты? Ах да, эти большие железные стрекозы. Ну… ладно, хорошо, а где еще? – Девушка свешивает ногу с подоконника и задумчиво подцепляет пальцами две сочные черешни на веточке. Подумав немного, отводит в сторону светлую прядь волос и прикрепляет ягоды к правому уху, обзаводясь, наконец, второй серьгой в пару к такой же с левой стороны.
- Да черт его знает, - тянет парень, откидываясь в кресле и лениво обмахивая себя первым попавшимся журналом.
Стоит летняя жара. Такого особого сорта, какая бывает только в приморских городках: когда в послеполуденном зное замирает даже сам солнечный свет, и даже цикады замолкают. И небо. Небо, становится пронзительно ярким. И высоким. Бесконечно высоким. Так, что если представить всё наоборот, будто птицы это мы, а земля – вон она, беспредельно голубая, то становится страшно. Потому что земли не видно. А еще потому, что свободно. До безумия, до бесконечности свободно и в этом – одиноко. И если не знать, что рядом – стоит только потянуться, и кончики пальцев соприкоснутся – кто-то еще живой, то можно сойти с ума. Но если нет, если там кто-то есть еще…Вполне можно разделить эту вечность на двоих. Особенно если этот кто-то - невообразимое зеркальное отражение тебя, что почему-то родилось женщиной, рисует виноградным соком и любит спелую сочную черешню. То отражение, без которого и тебя самого нет. То самое, словом. Тогда…Беспредельная свобода.
Белый след на синей глади чуть слоится и исчезает медленно, неохотно. Иллюзия глубины под ногами, над головой – тает.
Нави сидит на старом подоконнике ракушечного дома, пристроив на коленях большую миску с сочными ягодами, и смотрит наверх.
- Там люди, - задумчиво констатирует она.
- Люди везде, - пожимает плечами Макс. И добавляет, - И самолеты тоже везде летают.
- А жаль, - печально улыбается Нави. Быть может, если бы где-то самолеты не летали, было бы чуточку лучше.
- С другой стороны, если бы самолеты не летали, тогда ты не прилетела бы ко мне. И мы бы больше не увиделись, - пожимает плечами юноша. – Что, согласись, не самая лучшая идея.
Нави заливисто смеется. Светлые волосы рассыпаются по плечам, окутывая ее теплым ореолом янтарного света.
- Глупости какие! – качает головой она. – Если бы самолеты не летали, я бы приплыла. А если бы не ходили корабли, я бы пешком пришла. Наш же мир, он как пирог слоеный – продавил пальцем слой, и ты уже в другом месте. Главное только, чтобы в тот самый попал, куда тебе надо. Ну а если даже и так, то просто прилетела бы. Вот так – вуууухууу,вууухууу.
Она раскачивается на подоконнике, машет руками-крыльями и гогочет совой. Макс подрывается с кресла, и едва успевает подхватить чуть не выпавшую за окно Нави. Да, там балкон вообще-то, и дерн мягкий, и дерево, и все на свете. Но лучше успеть.
И Макс успевает.
Нави смеется и фырчит куда-то в район груди Макса. Макс прижимает ее к себе лишь сильнее и думает, как же хорошо, что в его мире самолеты еще летают.